Поиск
Сегодня мы вступаем в XIX век. Представьте, мы оказались в 1801 году. Как быстро всё изменилось по сравнению с недавним павловским временем! Мы попали в зарю нового века.
Стали исчезать с улиц раззолоченные кареты и во множестве появились кибитки, лёгкие пролётки.
В гостиных появилась строгая мебель. У женщин модны стали длинные платья с высоким поясом и ридикюли — изящные сумочки для платочков и зеркалец; модны стали длинные, до локтей, перчатки и распущенные локоны.
Мужчины переоделись из кафтанов во фраки — даже лакеи теперь носили фраки. Вошли в моду панталоны, жилеты, у военных — лосины (замшевые рейтузы), которые надевали только в мокром виде, чтобы сидели в обтяжку.
И снова — непременно белые перчатки; приехать в общество без перчаток считалось дурным тоном.
Сановники из расшитых алмазами кафтанов переоделись в строгие мундиры. Да и сами сановники уже, кажется, не "правили бал" на общественной сцене, как ещё недавно. В общественной, духовной жизни тоже всё вдруг резко поменялось.
Ещё совсем недавно главным были — служба и чин. Теперь героем дня был не вельможа, не генерал, но отчаянный романтичный гусар, поэт, театрал, живописец с его быстрой кистью. В гостиных «угощали» гостей модным поэтом, заезжим философом.
Поэзия, философия, искусства занимали теперь умы. Пришло время Жуковских, Вяземских, Пушкиных, Баратынских, Денисов Давыдовых, Чаадаевых, время салонов и гостиных, время балов и дуэлей. Понятие дворянской чести стало цениться выше услужливости перед высшим чином. Общество вдохнуло воздуха свободы после бесчисленных запрещений
и установлений императора Павла наступала заря нового века.
Помните? — «не носить круглых шляп, в 10 вечера гасить огонь в домах» — и так далее, и так далее. Как мелко всё это казалось. Люди дышали другим.
Вот у Адмиралтейства, только что построенного зодчим А. Захаровым, сделали широкий бульвар, и теперь он стал излюбленным местом прогулок горожан, местом, где обменивались новостями и сплетнями. Сказать «я слышал это на бульваре» — значило удостоверить правдивость своих слов.
Ах, сладкое слово — Свобода! Раньше при виде кареты царя все обязаны были кланяться и снимать шляпу, теперь царь прогуливался по тому же бульвару или по Летнему саду, как простой обыватель, без всякой охраны и свиты — он был такой же гражданин, как все.
Удивительное наступило время! В обществе заговорили о конституции, о республике, о свободе личности. А всему этому потворствовал сам новый царь — Александр Павлович. И не только потворствовал, но и был инициатором новых планов.
Александр Павлович вступил на престол в ореоле «освободителя» и реформатора. Только за спиной у него маячила тень убитого отца — Павла I. Все знали — Александр был в курсе заговора. Эта тень за спиной наложила сильный отпечаток на личность царя — как, впрочем, и на ход дальнейших событий.
Александр понимал — нужен резкий поворот в умах. Новому царю нужна была не просто популярность, ему надо было сделаться новым кумиром — только так тень мёртвого императора перестанет напоминать о себе. Да и вздохнувшее свободно общество ждало от Александра реформ, жаждало конституции. И Александр, вступив на трон, громогласно отрёкся от политики отца и заявил, что будет править «по законам бабки» (то есть, Екатернны II). Но, по сути, он отрёкся от всего XVIII века.
Нужна конституция. Но что такое конституция? Раз навсегда установленный закон, по которому должно жить общество, все подчиняются ему. Даже царь. И значит, желая для России конституции (которой она, кстати, никогда не имела), Александр ограничивал собственную власть, власть самодержца — человека, для которого главный закон — его желание.
Это было ново. И это привлекло на Сторону Александра множество сторонников. Но Александр пошёл дальше. Как когда — то его «бабка» Екатерина, он заговорил о планах освобождения крестьян. Отмена крепостного права! Это было удивительно!
А следом Александр желал учредить Государственную думу — государственный орган, разрабатывающий законы. На «учёном» языке всё это теперь называется — установление конституционной монархии.
Надо ли говорить, какой необычайный подъем в обществе вызвали эти планы царя? Пушкин скажет об этом времени: «дней александровых прекрасное начало». Поэт не ошибся. Пожалуй, никогда так не были популярны в России либеральные идеи, не было такого чувства свободы, не было такого духовного подъёма, таких надежд на будущее.
Молодёжь цитировала Батюшкова и Жуковского, осаждала театры — а там уже царила проникнутая гражданскими идеями героическая трагедия, там властвовали Шекспир и Шиллер, а молодой Озеров увлекал публику глубиной чувства. Живопись искала нового предмета для изображения — и находила его в гуще жизни.
Архитекторы, забыв про изыски барокко, всецело отдались во власть строгого «ампира»; от усадебных малых пространств перешли к освоению больших пространств и площадей — к ансамблевой архитектуре. Словно и здесь хотелось побольше воздуху.
А вокруг царя, между тем, складывался круг единомышленников — реформаторов. «Негласный комитет» — так назвал Александр кружок молодых людей, взявшихся за разработку реформ. В него вошли самые близкие друзья Александра — обладавший «быстрым» умом князь В.П. Кочубей, пылкий граф П.А. Строганов, рассудительный Н.Н. Новосильцов, опытный политик князь А.А. Чарторыйский — все сторонники ограничения самовластья, поборники свободы личности. Представьте, как эти люди спорят о свободе и праве не где — нибудь на конспиративной квартире, а в кабинете царя.
А за стенами дворца кипела новая жизнь. Люди сходились поговорить, обсудить новости — в кофейнях, кондитерских, даже в трактирах. Говорили о новых премьерах на театре, о стихах Богдановича и Козлова — и, что было ново — о политике: о «Буонапарте», грозе Европы, о действиях австрийцев под Аустерлицем.
Ещё недавно политика казалась делом казённым, скучным. Теперь о политике говорили все, кому не лень, ибо обрели собственное мнение. Всех интересовала судьба страны. Стали популярны вечера в светских гостиных, где собирался цвет дворянства, где также много говорили о политике. Разве можно было представить подобное при Павле или Екатерине? Дней Александровых прекрасное начало пришло.
Позже эти собрания, по примеру парижских станут называть «салонами». И на долгие годы салоны станут местом общения образованных людей, «живой газетой», как назовёт их потом поэт П.А. Вяземский. Там спорят о политике, там декламируются стихи и звучит музыка, там проповедуют философы.
Если вы читали роман Льва Толстого «Война и мир», то легко вспомните описание одного из таких вечеров — у Анны Павловны Шерер.
Появляются в Петербурге и объединения художников, литераторов, такие как «Дружеское общество любителей изящного» или «Арзамас». Заря «золотого века» русской культуры, заря нового века — так назовут это время.
Ну, а пока на самой заре нового века царит театр. Театром увлекаются все, кто имеет вкус и поэтическое чувство — от поэта и вельможи до простого чиновника.
Молодой писатель С.Т. Аксаков скажет о молодежи этого времени:
«Почти весь наш круг был составлен из людей, служащих при театре, пишущих для театра и театралов по охоте...»
Театры ломились от наплыва зрителей. Билет на премьеру, бенефис достать было невозможно. Людям небогатым приходилось являться за полтора часа до начала, чтобы занять место на галёрке.
Дней Александровых прекрасное начало всколыхнуло Российскую империю.